Мальчик проходя по лестнице боялся как бы не сломать что то по нечаянности
Положи мя яко печать на сердце твоем, яко печать на мышце твоей: зане крепка яко смерть любовь, жестока яко смерть ревность: стрелы ее — стрелы огненные.
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти лет, — а слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за пределами Палестины. В Ассирии и Финикии, в Верхнем и Нижнем Египте, от древней Тавризы до Йемена и от Исмара до Персеполя, на побережье Черного моря и на островах Средиземного — с удивлением произносили его имя, потому что не было подобного ему между царями во все дни его.
В 480 году по исшествии Израиля, в четвертый год своего царствования, в месяце зифе, предпринял царь сооружение великого храма господня на горе Мориа и постройку дворца в Иерусалиме. Восемьдесят тысяч каменотесов и семьдесят тысяч носильщиков беспрерывно работали в горах и в предместьях города, а десять тысяч дровосеков из числа тридцати восьми тысяч отправлялись посменно на Ливан, где проводили целый месяц в столь тяжкой работе, что после нее отдыхали два месяца. Тысячи людей вязали срубленные деревья в плоты, и сотни моряков сплавляли их морем в Иаффу, где их обделывали тиряне, искусные в токарной и столярной работе. Только лишь при возведении пирамид Хефрена, Хуфуи Микерина в Гизехе употреблено было такое несметное количество рабочих.
Три тысячи шестьсот приставников надзирали за работами, а над приставниками начальствовал Азария, сын Нафанов; человек жестокий и деятельный, про которого сложился слух, что он никогда не спит, пожираемый огнем внутренней неизлечимой болезни. Все же планы дворца и храма, рисунки колонн, давира и медного моря, чертежи окон, украшения стен и тронов созданы были зодчим Хирамом-Авием из Сидона, сыном медника из рода Нафалимова. Через семь лет, в месяце буле, был завершен храм господень и через тринадцать лет — царский дворец. За кедровые бревна с Ливана, за кипарисные и оливковые доски, за дерево певговое, ситтим и фарсис, за обтесанные и отполированные громадные дорогие камни, за пурпур, багряницу и виссон, шитый золотом, за голубые шерстяные материи, за слоновую кость и красные бараньи кожи, за железо, оникс и множество мрамора, за драгоценные камни, за золотые цепи, венцы, шнурки, щипцы, сетки, лотки, лампады, цветы и светильники, золотые петли к дверям и золотые гвозди, весом в шестьдесят сиклей каждый, за златокованные чаши и блюда, за резные и мозаичные орнаменты, залитые и иссеченные в камне изображения львов, херувимов, волов, пальм и ананасов — подарил Соломон Тирскому царю Хираму, соименнику зодчего, двадцать городов и селений в земле Галилейской, и Хирам нашел этот подарок ничтожным, — с такой неслыханной роскошью были выстроены храм господень и дворец Соломонов и малый дворец в Милло для жены царя, красавицы Астис, дочери египетского фараона Суссакима. Красное же дерево, которое позднее пошло на перила и лестницы галерей, на музыкальные инструменты и на переплеты для священных книг, было принесено в дар Соломону царицей Савской, мудрой и прекрасной Балкис, вместе с таким количеством ароматных курений, благовонных масл и драгоценных духов, какого до сих пор еще не видали в Израиле.
С каждым годом росли богатства царя. Три раза в год возвращались в гавани его корабли: «Фарсис», ходивший по Средиземному морю, и «Хирам», ходившия по Чермному морю. Они привозили из Африки слоновую кость, обезьян, павлинов и антилоп; богато украшенные колесницы из Египта, живых тигров и львов, а также звериные шкуры и меха из Месопотамии, белоснежных коней из Кувы, парваимский золотой песок на шестьсот шестьдесят талантов в год, красное, черное и сандаловое дерево из страны Офир, пестрые ассурские и калахские ковры с удивительными рисунками — дружественные дары царя Тиглат-Пилеазара, художественную мозаику из Ниневии, Нимруда и Саргона; чудные узорчатые ткани из Хатуара; златокованные кубки из Тира; из Сидона — цветные стекла, а из Пунта, близ Баб-Эль-Мандеба, те редкие благовония — нард, алоэ, трость, киннамон, шафран, амбру, мускус, стакти, халван, смирну и ладан, из-за обладания которыми египетские фараоны Серебро же во дни Соломоновы стало ценою, как предпринимали не раз кровавые войны, простой камень, и красное дерево не дороже простых сикимор, растущих на низинах.
Каменные бани, обложенные порфиром, мраморные водоемы и прохладные фонтаны устроил царь, повелев провести воду из горных источников, низвергавшихся в Кедронский поток, а вокруг дворца насадил сады и рощи и развел виноградник в Ваал-Гамоне.
Было у Соломона сорок тысяч стойл для мулов и коней колесничных и двенадцатьтысяч для конницы; ежедневно привозили для лошадей ячмень и солому из провинций. Десять волов откормленных и двадцать волов с пастбища, тридцать коров пшеничной муки и шестьдесят прочей, сто батов вина разного, триста овец, не считая птицы откормлейной, оленей, серн и сайгаков — все это через руки двенадцати приставников шло ежедневно к столу Соломона, а также к столу его двора, свиты и гвардии. Шестьдесят воинов, из числа пятисот самых сильных и храбрых во всем войске, держали посменно караул во внутренних покоях дворца. Пятьсот щитов, покрытых золотыми пластинками, повелел Соломон сделать для своих телохранителей.
Чего бы глаза царя ни пожелали, он не отказывал им и не возбранял сердцу своему никакого веселия. Семьсот жен было у царя и триста наложниц, не считая рабынь и танцовщиц. И всех их очаровывал своей любовью Соломон, потому что бог дал ему такую неиссякаемую силу страсти, какой не было у людей обыкновенных. Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как цветок нарцисса, смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, слаженных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли и пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых был непонятен для всех живущих в Палестине. Кроме того, любил царь многих дочерей Иудеи и Израиля.
Также разделял он ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, превзошедшей все женщин в мире красотой, мудростью, богатством и разнообразием искусства в страсти; и с Ависагой-сунамитянкой, согревавшей старость царя Давида, с этой ласковой, тихой красавицей, из-за которой Соломон предал своего старшего брата Адонию смерти от руки Ваней, сына Иодаева.
И с бедной девушкой из виноградника, по имени Суламифь, которую одну из всех женщин любил царь всем своим сердцем.
Носильный одр сделал себе Соломон из лучшего кедрового дерева с серебряными столпами, с золотыми локотниками в виде лежащих львов, с шатром из пурпуровой тирской ткани. Внутри же весь шатер был украшен золотым шитьем и драгоценными камнями — любовными дарами жен и дев иерусалимских. И когда стройные черные рабы проносили Соломона в дни великих празднеств среди народа, поистине был прекрасен царь, как лилия Саронской долины! Бледно было его лицо, губы — точно яркая алая лента; волнистые волосы черны иссиня, и в них — украшение мудрости — блестела седина, подобно серебряным нитям горных ручьев, падающих с высоты темных скал Аэрмона; седина сверкала и и его черной бороде, завитой, по обычаю царей ассирийских, правильными мелкими рядами.
Источник
Мальчик проходя по лестнице боялся как бы не сломать что то по нечаянности
Если вам понравилась книга, вы можете купить ее электронную версию на litres.ru
Здесь уже стало совсем темно, лампы были погашены, и только букеты странных растений, как и в лавке продавца тетрадей, неярко светились в темноте сине-зеленым или багрово-красным светом. В этом неверном, тусклом свете Маша сначала увидела тень, притаившуюся у подножия лестницы, а потом неподвижно лежащего на полу Колобка. Сверкнуло лезвие ножа в руках прячущегося… Маша поняла, что убийца пришел за ней. Пока она читала, он устранил со своего пути библиотекаря, а теперь ждет, когда она спустится по лестнице. Он еще не понял, что она спустилась по канату.
Минуту Маша не отпускала канат, лихорадочно соображая, что делать. Убийца начал терять терпение, он пошевелился, потом поднялся на несколько ступеней. Маша поняла, что это ее единственный шанс. Она стала тихонько раскачиваться на канате, потом изо всех сил пнула шкаф, до которого смогла дотянуться. Шкаф упал, рассыпав гору книг, а Маша, отлетев к противоположной стене, соскочила на пол и помчалась к двери.
Ее маневр явно озадачил убийцу, тот сначала метнулся к упавшему шкафу, в этот момент Маша рванула дверь и… обнаружила, что та заперта.
— Нет, пожалуйста, нет! — закричала Маша, увидев, что убийца заметил ее и направился к ней. Он никуда не торопился. Он был уверен в победе. Его нож отливал в свете растений красным, словно уже был обагрен Машиной кровью.
«Автоматик бы сюда, — тоскливо подумала Маша, — или хоть баллончик газовый…»
Она намотала на руку ремень своей сумки, надеясь, что сможет хотя бы оглушить преступника. Вдруг в дверь постучали.
— Маша, нам уже надоело ждать, — послышался голос Ильи. — Почему здесь заперто? Эй, господин Книгочей!
— Помогите, здесь убийца! — крикнула Маша.
Убийца, казалось, пребывал в растерянности. Он остановился и прислушивался к тому, что происходило за дверью.
— Натка, беги за ключом, — послышался голос Никиты, — беги к Железному!
Маша поняла, что помощь опаздывает. Понял это и убийца. Захихикав низким голосом, он направился к Маше. Маша начала размахивать сумкой над головой — однажды ей уже приходилось драться таким образом возле школы, когда мальчишки из параллельного класса взяли моду подкарауливать девочек и отнимать у них деньги. Светка тогда запищала: «Не бейте меня», а Маша вступила в бой, размахивая сумкой, полной учебников, над головой. Честно говоря, никто из мальчишек даже не сумел к ней подойти. Но здесь-то был не обычный хулиган, а наемный убийца, вроде того, о котором она только что читала в «Краткой истории».
Убийца сделал выпад ножом, но Маша стукнула его по руке сумкой. Он выронил нож, зато сумел ухватиться за сумку и вырвать ее из Машиных рук. Маша побежала к лестнице, по пути опрокинув за собой стул, это задержало преступника. Но ненадолго, отшвырнув стул в сторону, он погнался за Машей по лестнице. Тогда Маша схватилась за канат и заскользила по нему вниз, причем руки больно ожгло. Убийца вновь побежал вниз по лестнице. Маша быстро поползла вверх по канату, а когда убийца поспешил наверх, опять заскользила вниз, предварительно спрятав руки в рукава. И еще раз наверх, и еще раз вниз. Маша уже тяжело дышала и молилась лишь о том, чтобы действие бегимотора не кончилось. Убийце надоело бегать вверх-вниз, и он поймал канат, на котором сидела Маша, и принялся пилить его ножом. Маша спрыгнула с каната. Пол больно ударил по ногам, девочка упала и не смогла встать. Внезапно ей стало очень тяжело, и она поняла, что действие бегимотора только что кончилось… Убийца неторопливо — он тоже запыхался — спустился вниз по лестнице с ножом в руке. Он наклонился над лежащей на полу девочкой. Запоздало Маша вспомнила про лоскуток-невидимку, но дотянуться до него не было никакой возможности. И в этот момент резко распахнулась дверь.
Маша перевернулась на спину и успела увидеть, как сверкнула белая молния и убийца отлетел в сторону. Зажегся свет. Маша с трудом подняла голову и увидела, что в библиотеку вбежали Илья, Никита, Натка и Даниель Молния. Судя по громыханию лат из коридора, сюда же торопился господин Железный.
— Жива, — коротко сказал Даниель, помогая Маше подняться, — и даже не ранена.
— Что это было? — спросила Маша. Она чувствовала себя такой усталой, словно только что пять раз обежала вокруг своего родного города. Стоять прямо она не могла, даже держать глаза открытыми было сверх ее сил.
— Что с ней, яд? — встряхнул ее Даниель.
Это было последнее, что она слышала.
Тебе нужна броня!
Когда Маша открыла глаза, она решила, что все ей приснилось. Ну, не совсем все — как бы крепко она ни спала, девочка все же узнала свою каморку на чердаке тетушки Душки. Но вот убийца в библиотеке — это точно был сон, бред, вызванный неумеренным поглощением сладостей. Маша потянулась и встала, недоумевая, почему ее не разбудили водопроводчики, отправилась в ванную. У нее немного закружилась голова, когда она спускалась по лестнице, но девочка не обратила на это внимания. Начала мыться, внезапно горячей водой слишком сильно обожгло руку. Маша подняла ладонь к глазам — на коже явственно проступил рубец, оставленный канатом.
— Значит, мне ничего не приснилось, это было на самом деле! — воскликнула девочка в испуге.
Она быстро оделась и почти бегом спустилась вниз, в кухню, где хлопотала тетушка Душка.
— А-а, тебе получше? — приветствовала ее хозяйка. — Зачем ты спустилась, я как раз собиралась тебе принести обед в постельку.
— Нет, спасибо, — покачала головой Маша, — я очень хорошо себя чувствую. Наверное, мне пора в Академию. Простите, вы сказали — обед?
— Конечно, обед, — невозмутимо ответила тетушка Душка. — Ты же видишь, я готовлю не кофе с пирожными, а бульон с пирожками.
— Значит, я проспала?
— Ты почти три дня спала, я уже посылала за Александром, но он сказал — пусть отдыхает, после бегимотора так и бывает.
— После бегимотора? — удивилась Маша.
— Ну конечно, это ведь не простая магия, шарлатанская, он все силы, на какие ты способна, зараз использует, а как действие кончится, ты сразу от усталости падаешь. Хорошо, что Илья про бегимотор вспомнил, не то господин Молния отнес бы тебя к исцелителям, шарлатанов же в городе нет. Ты бы там год провалялась, не меньше!
— А почему нет шарлатанов?
— Ну как почему, указом Мудреного с того дня, почитай, как ты появилась, шарлатаны объявлены вне закона, теперь они не приближаются к городам, не то бросят их в подземелье.
— Господи, — Маша потерянно села на стул, вспоминая кролика Сипухо и господина Фаринго, — это из-за меня, из-за того, что меня привез сюда шарлатан.
Тетушка Душка ничего не ответила, только вздохнула.
— Тетушка, — жалобно сказала Маша, — так мне, наверное, нельзя больше у вас оставаться?
— Почему это? — нахмурилась хозяйка.
— Если они всех шарлатанов запретили, это значит, вам тоже грозит из-за меня опасность! Если думаки узнают, где я живу…
— Не волнуйся об этом, — загадочно ответила тетушка, — нам бы с тобой нужно письмо написать Александру, что ты в себя пришла.
— Ой, не надо письмо! — испугалась Маша. — Вдруг его перехватят! Я лучше сбегаю в Академию.
— Но это очень опасно, — покачала головой тетушка.
— Ничего, я с лоскутком синеньким, осторожненько…
— Возьми хоть пирожков, ведь не ела ничего два дня.
Маша взяла столько пирожков, сколько вместила ее сумка, и еще бутылку молока — ведь колы и фанты в этом мире пока не изобрели, и уже прямо на улице запустила зубы в пирожок — мягкий, свежий и душистый.
Торопясь, но все же посматривая по сторонам, не покажется ли где стража думаков или новый наемник, Маша добралась до Академии. Обед еще не закончился, но из таверны «Синий странник» уже выходили ученики. Тщетно высматривая в толпе знакомых, Маша решилась войти вовнутрь. Так и есть — за пеньком-столом сидели ее друзья — Никита, Илья и Натка. Приветливо кивнув Шефу, Маша стремительно направилась к ним.
— О, приветик, — заулыбался Илья.
— Отоспалась после бегимотора? — хмыкнул Никита.
— Мы думали, тебя убили, — некстати встряла Натка.
— Приветик, — сказала Маша, — давайте, колитесь, что случилось-то? Кто был тот тип с ножом?
— Э-э, если честно, мы не знаем, — сказал Илья.
Натка открыла было рот, но Никита лягнул ее так, что стол зашатался. Натка фыркнула от обиды и отвернулась.
— Кстати, Ната, спасибо, что сбегала за ключом, если бы не ты, меня бы убили, — как можно более мягко сказала Маша; ее, по правде говоря, уже начинала раздражать грубость Никиты. Натка что-то тихонько пробурчала в ответ, что Маша расценила как «пожалуйста».
— Я говорил, тебе нужна броня, — заявил Никита. — Тебя пытались убить, и, думаю, это не в последний раз. Всем известно, что ты пришла свергнуть Мудреного.
— Кому — всем? — не удержалась Маша. — Я не знаю, кто такой Мудреный, я его никогда не видела и не имею ни малейшего желания с ним встречаться. Мне надо домой, вот и все!
— Тебе нужна броня! — упрямо повторил Никита.
— Никита прав, — озабоченно прошептал Илья, оглядываясь по сторонам. — Тебе могут не дать разобраться, зачем ты пришла в этот мир, только потому, что одним своим появлением ты ставишь под сомнение идеальную власть Мудреного.
Источник