Когда ступени этой лестницы уходят

Содержание

Иосиф Бродский. Одиночество
Одиночество. Иосиф Бродский. Перевод
🚶Одиночество
История создания стихотворения
Разбор строк
Равновесие для сознания
Полный текст стихотворения
Аудиозапись
Когда ступени этой лестницы уходят
Другие статьи в литературном дневнике:

Иосиф Бродский. Одиночество

«Есть уединение и одиночество. Уединения ищут, одиночества бегут. Ужасно, когда с твоей комнатой никто не связан, никто в ней не дышит, никто не ждёт твоего возвращения», — так думала Анна Андреевна Ахматова.

Владимир Владимирович Набоков по этому поводу высказался следующим образом: «В каждом человеке в той или иной степени противодействуют две силы: потребность в уединении и жажда общения с людьми».

Иосиф Александрович Бродский, размышляя над этой проблемой в разные возрастные периоды, изложил ее видение в нескольких стихотворений. Остановимся на двух из них.

Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, —

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

Бродскому всего девятнадцать лет и вдруг такие рассуждения о жизни. Неожиданно и немного странно, пожалуй, даже страшно. Судя по воспоминаниям друзей он был весьма общительным человеком, свободным внутренне, без ярко выраженных комплексов. Внешне? Да, так. Никто не знал или не желал знать, что он чувствовал на самом деле. Все торопились жить. А он не стремился делиться своими переживаниями даже с близкими людьми. На помощь пришли стихи. Им можно было доверить свои ощущения и помыслы. Позже, через двадцать два, когда придет мудрость, а вместе с ней и понимание жизни, он напишет еще одно потрясающее стихотворение на эту же тему. И все же. Долгие годы он предпочитал личное и тщательно оберегаемое одиночество, скорее пространство, одиночеству вдвоем.

Читайте также: Лестница длинной 1 метр

У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист — в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо — город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше — плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.

У каждого свое понимание одиночества. Согласно характеру и образу жизни. И каждый в чем-то прав. В любом человеке присутствует частичка одиночества, пространство личного Я, которые никогда не заполнят даже дорогие сердцу люди, земные развлечения, удовольствия или наслаждения.

Источник

Одиночество. Иосиф Бродский. Перевод

Loneliness. Iosiph Brodskiy (1959)

Translated by Яни Сит (Янина Ситняковская —
Yanina Sitnyakovskaya)

When your tired consciousness
is losing it’s mental equilibrium,
when the stairsteps are slipping away
—————-under your feet,
like a deck,
when your nightly loneliness spit
—————-up-on the mankind,

you can turn over in your mind
to reflect on the eternity,
and to doubt the purity
of ideas, hypothesis, receptivities
in art work,
and, — by the way, — you can question
the conception by Madonna the son Jesus.

But it is better to worship the presention
with it’s deepest graves,
which later,
in remoteness of events,
will look such sweet.

Yes.
It is better to worship the presention
with it’s short roads,
which later,
until the old age,
will look to you so broad,
enormous and dusty,-
the roads, studded with compromises,
the roads, which will look like large wings,
like huge birds.

Yes. It is better, to worship the presention
with it’s wretched standards,
which later will fall into extreme,
and will serve you as hand-rails
(although not particularly clean);
the hand-rails, which will be holding
your limping truth in the balance
on these broken stairs.

Одиночество. Иосиф Бродский. (1959)

Иосиф Бродский
_____________________________

Марина Цветаева. «Я — есмь. Ты — будешь».
Мой перевод на англ.:
http://www.stihi.ru/2007/12/25/449

***
Андрей Вознесенский на англ.! Монолог Мерлин Монро
Мой перевод :
http://www.stihi.ru/2004/06/30-76

И другие переводы

Спасибо читателям.
_________________________________

Источник

🚶Одиночество

Уже в 19 лет Иосиф Бродский пишет стихотворение «Одиночество», которое впору писать старику, пошедшему все этапы жизненного горнила. Это произведение является для молодого поэта некой попыткой переосмысления своего пути, поиска точки опоры, ведь уже в неполные 20 лет он предчувствует все трудности своего поэтического пути.

История создания стихотворения

В 1959 году, когда написано стихотворение, ещё нет и проблеска славы и только близкие друзья знают о творчестве, которое в будущем принесёт Бродскому Нобелевскую премию. В этом году Иосиф близко сходится с Окуджавой, Найманом и Довлатовым, последний после напишет много интересного о Бродском в своих воспоминаниях. Группа молодых поэтов в 1959 году входит в так называемую «промку» или выражаясь более корректно в литературное сообщество при Дворце Культуры местной Промкооперации.

Молодых талантов тогда особо не баловали, Бродский не исключение. Первая известность придёт через год и то ей придётся быть благодарным скандалам (пример, стихотворение «Еврейское кладбище», прочитанное во Дворце Культуры имени Горького). Именно «Одиночество» помогло Бродскому сделать первый шаг к пьедесталу, именно в нём он задал себе вопросы и ответил на них.

Разбор строк

Фирменный стиль поэта просматривается в 1959 года на отлично, длина строк, сложность переплетения рифмы и мысль, идущая как-бы между строками сверху вниз, не теряясь в ухабах причастий и сложных речевых оборотов. Из строк:

Понятно, что в этот момент сознание поэта потеряло равновесие и автор пытается найти точку опоры. Это не та потеря душевного равновесия, когда сходят с ума, скорее наоборот, этот тот момент, когда пытаются избежать падения.

Равновесие для сознания

Представьте. Ночь, одиночество, тишина питерских улиц и только шелест бумаги под ручкой поэта доказывает, что этот мир жив, не умер до утра. Это самое время размышлять о вечности и искать себя внутри своего разума. В это время под сомнение ставится всё, и чтобы не стать полным нигилистом Бродский предлагает искать опору в данности.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими…

Что такое данность? Это то, что нас окружает здесь и сейчас, это мир вокруг нас, мир не всегда живой, но всегда существующий физический. Дороги данности коротки, но если по ним идти, то они станут широкими. Мерила данности убоги, но если ими пользоваться, то потом они послужат перилами и не дадут свалиться с моста жизни.

По мнению поэта, данность и позволяет удерживать себя в равновесии. Она не идеально чиста, да и не должна такой быть – это не ряса священника, задача данности – это:

Удерживать в равновесии хромающие истины.

Для 19-летнего парня написание такого глубокого стихотворения – это явный признак большого таланта, которому не страшны ссылки и запреты на печать. «Одиночество» – это трезвый взгляд молодого человека на самого себя в поисках истины в жизни в целом и духовного равновесия в частности.

Полный текст стихотворения

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

Аудиозапись

Напоследок стихотворение «Одиночество прочитал нам Ефим Шефрим

Источник

Когда ступени этой лестницы уходят

Иосиф Бродский (1940-1996)

ОДИНОЧЕСТВО
Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступени этой лестницы
уходят из-под ног, как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия,
произведения искусства,
и – кстати – самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странностипокажутся тебе
широкими,
покажутся большими, пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.
(1959)

СТАНСЫ
Е. В., А. Д.
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Твой фасад тёмно-синий
Я впотьмах не найду,
Между выцветших линий
На асфальт упаду.
И душа, неустанно
Поспешая во тьму,
Промелькнёт над мостами
В петроградском дыму.
И апрельская морось,
Под затылком снежок,
И услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
Далеко за рекой,
К равнодушной отчизне
Прижимаясь щекой.
Словно девочки-сёстры
Из непрожитых лет,
Выбегая на остров,
Машут мальчику вслед.
(1962)

****
Сначала в бездну свалился стул,
потом — упала кровать,
потом — мой стол. Я его столкнул
сам. Не хочу скрывать.
Потом — учебник «Родная речь»,
фото, где вся моя семья.
Потом четыре стены и печь.
Остались пальто и я.
Прощай, дорогая. Сними кольцо,
выпиши вестник мод.
И можешь плюнуть тому в лицо,
кто место мое займёт.
(1966)

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
(М.Б.)
Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник,
что удивлённо поднятая бровь,
как со стекла автомобиля — дворник,
с лица сгоняла смутную печаль,
незамутнённой оставляя даль.

Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось — навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.

Так чужды были всякой новизне,
что тесные объятия во сне
бесчестили любой психоанализ;
что губы, припадавшие к плечу,
с моими, задувавшими свечу,
не видя дел иных, соединялись.

Так долго вместе прожили, что роз
семейство на обшарпанных обоях
сменилось целой рощею берёз,
и деньги появились у обоих,
и тридцать дней над морем, языкат,
грозил пожаром Турции закат.

Так долго вместе прожили без книг,
без мебели, без утвари на старом
диванчике, что — прежде, чем возник,-
был треугольник перпендикуляром,
восставленным знакомыми стоймя
над слившимися точками двумя.

Так долго вместе прожили мы с ней,
что сделали из собственных теней
мы дверь себе — работаешь ли, спишь ли,
но створки не распахивались врозь,
и мы прошли их, видимо, насквозь
и чёрным ходом в будущее вышли.
(1968)

***
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно всё, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.
О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.
Потому что пространство сделано из коридора
и кончается счётчиком. А если войдёт живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая.
Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову
в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.
В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.
Ты написал много букв; ещё одна будет лишней.
Не выходи из комнаты. О, пускай только комната
догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито
эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.
Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,
слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся
шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
(1970)

***
Л. В. Лифшицу
Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.

Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не даёт побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
(1971)

***
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащихся на ковбоях,
я любил тебя больше чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих,
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесённом снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне –
как не сказано ниже по крайней мере –
я взбиваю подушку мычащим «ты»
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
(1975-1976)

***
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода —
это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
(1975-1976)

***
С точки зрения воздуха, край земли
всюду. Что, скашивая облака,
совпадает — чем бы не замели
следы — с ощущением каблука.
Да и глаз, который глядит окрест,
скашивает, что твой серп, поля;
сумма мелких слагаемых при перемене мест
неузнаваемее нуля.
И улыбка скользнёт, точно тень грача
по щербатой изгороди, пышный куст
шиповника сдерживая, но крича
жимолостью, не разжимая уст.
(1975 – 1976)

***
Что касается звёзд, то они всегда.
То есть, если одна то за ней другая.
Видимо только так и можно оттуда смотреть сюда:
Вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них, хотя
Освоение космоса лучше, если с ними,
Но именно так, не сходя с места,
На голой веранде в кресле.
Как сказал, половину лица в тени пряча,
Пилот одного снаряда,
Жизни, видимо, нету нигде, и ни
На одной из них не задержишь взгляда.
(1975)

***
То не Муза воды набирает в рот.
То, должно, крепкий сон молодца берёт.
И махнувшая вслед голубым платком
наезжает на грудь паровым катком.

И не встать ни раком, ни так словам,
как назад в осиновый строй дровам.
И глазами по наволочке лицо
растекается, как по сковороде яйцо.

Горячей ли тебе под сукном шести
одеял в том садке, где — Господь прости —
точно рыба — воздух, сырой губой
я хватал то, что было тогда тобой?

Я бы заячьи уши пришил к лицу,
наглотался б в лесах за тебя свинцу,
но и в чёрном пруду из дурных коряг
я бы всплыл пред тобой, как не смог «Варяг».

Но, видать, не судьба, и года не те.
И уже седина стыдно молвить — где.
Больше длинных жил, чем для них кровей,
да и мысли мёртвых кустов кривей.

Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.
(1980)

***
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал чёрт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал чёрной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны воронёный зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешёл на шёпот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
(1980)

***
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперёд:
не всё уносимо ветром, не всё метла,
широко забирая по двору, подберёт.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьёй, куда угол проникнуть лучу не даст,
и слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
«Падаль», выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц.
Потому что падаль — свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.
(1986)

***
М.Б.
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.

Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.

Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнильё отлива.
(1989)

***
Меня упрекали во всём, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.

Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.

Когда вокруг больше нету того, что было,
неважно, берут вас в кольцо или это — блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.

И если за скорость света не ждёшь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки ее превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.
(1994)

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Источник