Еще одна ступень пройдена

Сразу два «нет».
Мои пельмени можно есть всегда — от них не бывает плохо. Только хорошо. Если Вам не досталось, я налеплю еще — пока верьте мне на-слово.
И потом — что за «комната для мальчиков»? Вечеринка, так вечеринка — все хором. Разве мы не сидим мальчик/девочка, мальчик/девочка.

Ландышка, как Вы могли такое подумать?
Я пробовал пить из самой разной посуды — стакан, рюмка, собственные ладошки, медицинская мензурка, пиво (прошу прощения к дам-с за плохие манеры) — «из горла»..
Но чтоб из тазика?
Да и напиваться до «мордой в салат» у меня не получается. Особенность моего организма — прекрасно чувствовать свою норму. И голову — к сожалению — я не теряю от спиртного.
А тазик я все равно никому не отдам — кто вызовется замешать крем лучше меня?

До свидания, Ландышка
Claricce

То, что было много-много лет назад
Сны цветные бережно хранят
И порой тех снов волшебный хоровод
Взрослых детство за руки ведет.

Сны, где сказка живет среди чудес,
Сны, где можно достать звезду с небес,
Счастлив тот, счастлив тот, кто детство есть.
Детство наше давно — прошло,
Прошлой жизни букварь — прочло,
Лето, осень, зима и нет весны.
Но хранят до весны тепло
Наши детские сны.

Вот, мы уже и полетали,
И сны из детства увидали,
А не пора ли в море нам.
На гребни волн, или в пучину,
Плывем скорее ко дельфину,
Который ждет нас и завет,
Уже заводит хоровод,
Его друзья, о нас мечтая,
Сплели для нас венок из листьев рая.
Одев его на дно спуститься,
Или на скате прокатиться,
Для нас преграды нет ни где.
Так поспешим, я здесь,
А вы же где?

Вы спрашиваете, где я?

Вы слышите ветер в кронах деревьев? —
Это я танец осенний танцую.
Вы слышите как разбиваются волны о скалы? —
Это я с берегом в салки играю.

С дельфинами в море я часто бываю,
Когда они в гости друзей приглашают.
Что же касается листьев из рая, —
То как же Вы так, ведь его не бывает.

Но это не важно.
Ну что ж Вы стоите.
Дельфины уж ждут,
Торопитесь, летите.

Последний раз редактировалось Гульнара; 18.09.2002 в 04:13 .

Ну вот и меня вынудили разоткровенничаться!
А я лысый буддийский монах,
Наконец-то достигший нирваны,
И отныне ни в яви, ни в снах
Не валю я девиц на диваны.

Я обрел вожделенный покой
И тому улыбаюсь счастливо,
Что потенции нет никакой
Ни на женщин, ни даже на пиво.

Я теперь не страдаю ничуть,
Я избавил себя от страданий
Тем, что, на восьмеричный встав путь,
Я избавил себя от желаний.

Я в нирвану ушел как на дно,
Всех желаний прорвался за грань я.
Ну, не всех пусть. Осталось одно.
Я страдаю. Желаньем желанья.

Лечу я на крыльях,
Лечу я в мечтах.
Я крылья раскинул уже в небесах.

Я землю увидел,
Увидел я море,
Там волны гуляют,
Ветра на просторе.

Увидел дельфинов
веселых ватагу,
Кружат они пляшут,
Ведут хороводы,

А то что нет рая?
Так рай не на небе,
Рай здесь на земле.
Он в вас.
И он же во мне.

И я не стою,
Лечу я, лечу.

Толстый : — Я страдаю. Желаньем желанья.

Желаньем желая,
Наука не нова.

Вот лучше Попробуй
иметь не желая.

К верующим!
В синих прожилках, в подкожных комках целлюлита
Ноги толстухи пред взором моим вдруг повисли.
Я посмотрел на такое уродство сердито
И погрузился в привычные мрачные мысли.

Как она влезть ухитрилась на верхнюю полку?
Да и как спустится — тоже не очень-то ясно.
Знаю — сидит и бормочет себе втихомолку:
«Пусть я телесно дурна, но духовно прекрасна».

Что ж, утешайся нелепицей этой, толстуха,
И поглощай, как и ранее, центнеры корма.
Разве вместилищем быть для высокого духа
Может такая по-жабьи бугристая форма?

Знаю: в душе ты коварна, подла, кровожадна,
И подольститься ко мне не пытайся — не выйдет.
Кто красоту уничтожил в себе беспощадно,
Тот и в других, несомненно, её ненавидит.

Вот почему я гляжу наподобие волка;
Вот почему перед тем, как сейчас ты проснулась,
Смазал я салом ступень для влезанья на полку.
Чтобы с неё ты всей тушей в проход навернулась.

Последний раз редактировалось Толстый; 19.09.2002 в 13:51 .

Толстый, это твое обращение, только к верующим, не связано с моим не большим шаржем? Что бы я свой длинный нос с комментариями не совал.
Толстый, если обиделся, прости!
Это только небольшой и дружеский шарж, не более.

Вы — зажигаете свечи, я — зажигаю звезды.
Вы рисуете: улица, город, гроза, одиночество.
Я — ночью в одиноком городе
запиваю молнии капельками дождя.

Вы полагаете: Вам все известно и Вы все можете,
Я полагаю: пророчество все же исполнится
И наполнена жизнию будет Земля.

Вам нужны годы, чтобы найти линии, формы и формулы,
мне нужны годы, чтобы найти слова.

Где же тогда и почему наши линии сходятся?
Быть может, всему причина — ветер и шум дождя.

Стыдно признаться в своей серости, — тем более на фоне состязании в поэзии, — но красота стиха обычно проходит мимо меня.
Видимо медведь не только потоптался на моем поэтическом слуху, но еще и основательно вытер об меня свои лапы. Чаще всего я пропускаю стихи, как малыш — в поисках картинок в книге.
Но иногда все же останавливаюсь.

Рожденный боем,
Выживший в бою,
Шагавший по угольям раскаленным,
Мужчина вспоминает жизнь свою
По женщинам, в которых был влюблен он.

Где б ни был он, куда бы он не шел,
Но, в вечные заботы погруженный,
Не видит он охранный ореол,
Над ним любовью женскою зажженный.
Не замечает, погружаясь в плен
Воспоминаний
Как в благоговенье
Священные следы его колен
На каждой сохраняются ступени.

Не все толстухи верят в Бога,
Не все, кто верит очень толст.

В Элладе, говорят, средь многих алтарей
Был посвящен один «Неведомому Богу».
Легенда старая близка душе моей
И пробуждает в ней и чувств, и мыслей много.

Люблю я странствовать мечтою сквозь века,
И равно милы мне, все заблужденья мира;
Не брошу я насмешки свысока
Наивной святости божественных кумиров.

Равно понятны мне Христос и Магомет,
И светлый Дионис и темный Гаутама;
Я — странник на земле и, может быть, поэт,
И красоты одной ищу я в сводах храма.

Я странник и поэт, и легкою мечтой,
И мыслью вольною бреду по всем дорогам,
Но глубоко в душе я сохраняю свой
Алтарь и храм «Неведомого Бога».

Как песня, что звучит издалека;
Как музыка стихов с забытыми словами;
Как отраженье звезд, что темная река
Дробит холодными и быстрыми струями

Так, в нить моей мечты вплетая иногда
Неясных дум тревожное стремленье,
Сквозь жизни гул, сквозь шумные года
Зов безымянного мне слышится виденья.

Он в тишине ночей со мною говорит
С листов старинных книг, их шепотом чудесным,
Он в свете разных правд дробится и сквозит
Сияньем Истины единой и безвестной.

Но если иногда, в скитаниях своих,
Я замедляю шаг у мраморных ступеней —
Не тот ли это храм, святейший из святых,
Где, наконец, и я склоню свои колени? —

— Он гонит вновь меня, он шепчет мне, как встарь,
«Не здесь»,- он говорит, -«здесь только пыль и тленье»-
И вновь я в путь спешу, покинутый алтарь
С улыбкой подарив венком стихотворений.
Лидия Бартольд.

Источник